Журнал «Вокруг Света» №2 (2544) | Февраль 1986 Рубрика «Экспедиция уходит в поиск» Огород для гребешка
В бухте миноносок
Только я ушел под воду — сразу потемнело. Дна не видел: шлепнулся в мягкий ил. Пошарил вокруг себя и наткнулся на что-то скользкое и бугристое. Бросил. Потом сообразил, что это трепанг. Стал искать его. Вот он, — прерывисто дыша, рассказывал о своей первой вылазке в залив Посьета Костя Акутин. Он протянул мне сжавшегося до размеров теннисного мяча пузырчатого трепанга. — Для начала неплохо, — ободрил я его.— Если трепанг объявился в таких условиях — значит, в других местах их должно быть еще больше. Ну а как там, на дне? — Градусов пятнадцать... — Да, не очень жарко, если учесть, что вода на поверхности двадцать четыре. Наверху — субтропики, внизу — умеренные широты. — Очень даже умеренные, — дрогнули посиневшие губы Кости. Что ж, первое свое испытание морем Акутин выдержал. Теперь ему можно было поручать и более сложные дела. А их предстояло немало. Экспедиция Всесоюзного научно-исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии, или сокращенно — ВНИРО, приехала из Москвы в поселок Посьет, чтобы оказать практическую помощь экспериментальной базе мари-культуры. В Москве задача была поставлена в самых общих чертах: изучить условия обитания ценных промысловых животных — приморского гребешка и трепанга в прибрежных водах Посьета. Детали работы предстояло уточнить на месте. Проблемы начались еще в Москве с комплектования экспедиции. Штатным сотрудником был лишь лаборант-океанолог Костя Акутин. Остальных пришлось собирать, что называется, «с бору по сосенке». Я пригласил в экспедицию Володю Гудзева, увлекающегося подводной фотографией. Он порекомендовал мне Олега Савинкина — мастера на все руки. Такой человек незаменим в экспедиции, где многое решает техника: моторы, акваланги, подводная фотоаппаратура. Аня Севастьянова, студентка географического факультета МГУ, умела работать с теодолитом, чертить карты и профили. В Посьете нам как-то сразу удалось устроиться. Директор базы марикультуры выделил нам две комнаты в общежитии и шлюпку «Прогресс», немного побитую о камни, но за день Олег с Володей залечили все ее раны. Рано утром Олег привязал шлюпку к корме мотобота, и вся наша экспедиция в составе пяти человек отправилась в бухту Миноносок, которая раздвоенной шпорой вонзалась в гористый полуостров Краббе. Здесь, в Южном Приморье, земля и вода причудливо переплелись заливами и полуостровами. Далеко в море виднелись осколки земной тверди — острова Попова, Римского-Корсакова, Фуругельма. Заливы, бухты и бухточки всех размеров вырезали в скалистых берегах фестончатые кружева. Природа щедро одарила этот чудесный уголок нашей страны. Здесь водятся сима, иваси, камбала, крабы, трепанги, гребешки, мидии, креветки. Было время, когда их добывали сколько могли. Теперь на смену охоте пришла в Приморье марикультура: морские фермы, плантации, пастбища. Хозяйства в Посьете выращивают за год десять миллионов молодых гребешков размером с пятачок. Один рабочий заполняет за смену тридцать-сорок возрастных садков. В каждом садке пять секций, в каждую секцию сажают двадцать пятачков. Получается медленно и дорого. Второй способ проще и дешевле. Маленьких гребешков, как зерно, высеивают на дно, где на донных плантациях они растут быстрее. Урожай собирают водолазы. Один опытный специалист может собрать за час тысячу взрослых гребешков, хотя и здесь есть свои трудности. Пока мотобот будоражил волной зеркальную гладь бухты, мы не отрываясь смотрели на нескончаемые ряды белых и розовых шаров. Это были «вершки» плантации приморского гребешка. «Корешки», то есть гирлянды с сетчатыми коллекторами, прикреплялись к ним снизу и уходили на пятиметровую глубину. Мотобот чиркает бортом о пирс экспериментальной базы. Здесь нас уже встречает плечистый парень в потертой защитного цвета куртке и высоких резиновых сапогах. — Я — Синицын, завхоз плантаций, — представился он.— Пойдемте в дом, там вас ждет заместитель директора базы по производству — Женя Шевченко. Попьем чайку, заодно и о предстоящем деле поговорим. По узкой тропинке гуськом поднимаемся к дому, который стоит без крыши, но зато с террасой. — Ремонт делаю, — поясняет хозяин.— До зимы надо бы успеть. Дом капитальный, как и все постройки вокруг: столовая, склад сетей, колодец. Чувствовалось, что люди обосновались здесь надолго. Шевченко мы увидели на террасе, а рядом невысокую миловидную женщину в штормовке. — Знакомьтесь, — сказал Шевченко, пожимая нам руки.— Нина Дмитриевна Мокрецова. Наш главный специалист по трепангу. Мы уселись за стол, на котором стояли по кругу чашки, а посредине огромный чайник. Пока Мокрецова разливала чай, Шевченко без предисловий приступил к деловому разговору. — Тесно нам в бухте, сами видите, — медленно заговорил он.— Четыре большие плантации. В садках выращиваем молодь гребешка. По плану его скоро должны давать двадцать пять миллионов штук в год. Снабжаем им другие хозяйства и сами выращиваем гребешка до товарного размера. Но в садках он растет медленно: видать, тесно ему в сетчатых каморках. Ячейки к тому же забиваются сорными организмами, и оттого уменьшается приток свежей воды и пищи. — А если попробовать высаживать мальков на грунт, как рассаду на грядки? — спросил я. — Пробовали, — вступает в разговор Синицын.— И выяснили, что не всякий грунт гребешку подходит. А нам нужно хотя бы десять гектаров подводных «посевных» площадей. Пока подобрали только половину. — Ну что же, — подумав, сказал я, — сделаем ландшафтную съемку морского дна, составим для вас карту подводных угодий. По ней разместите донные плантации гребешка. Все будет в порядке. — Погоди, не торопись, — охлаждает мой пыл Женя.— Грунт — это еще не все. Мы посадим гребешков, а его уничтожат морские звезды. Их тут видимо-невидимо. — Значит, надо постараться отыскать такие места под водой, где звезд сравнительно немного, — вздохнув, подытожил я. — Не забудьте и о трепанге, — вступает в разговор Нина Дмитриевна Мокрецова.— Хотим научиться его разводить. Мне нужно знать, где трепанги собираются в наибольшем количестве, сколько органического вещества в их пище. Какая соленость воды... — Не много ли мы хотим от москвичей? — останавливает ее Шевченко.— Времени у них в обрез — всего полтора месяца. Недели две придется отдать штормовой погоде. Еще, не ровен час, тайфун нагрянет... — Все ясно, — я оборачиваюсь к своим.— Сутки на подготовку снаряжения. Если повезет с погодой — послезавтра начинаем съемку. В экспедиции свои обязанности знает каждый. Савинкину надлежит проверить мотор, забить акваланги, Акутину — откалибровать гидрологический зонд, подготовить батометры, Гудзев заряжает подводные фотоаппараты, а от Севастьяновой потребуется вычертить на ватмане планшет бухты Миноносок. С подготовкой мы уложились в срок. Стоял полный штиль. Мир трепанга
В первое рабочее погружение идем в паре с Костей. Гудзев страхующий, Олег — на моторе. Аня на берегу с теодолитом, засекает место дрейфа шлюпки. Перед погружением мы уложили на дно капроновый фал, размеченный краской на пятиметровые отрезки, чтобы точно знать пройденное под водой расстояние. Опускаемся с Костей на глубину три метра, туда, где лежит концевой груз мерного фала. Не упуская его из виду, медленно плывем, записывая в специальный блокнот свои впечатления. По глубиномеру я слежу, как нарастает над нами толща воды: пять, семь, десять, тринадцать метров... Словно в калейдоскопе, сменяются ландшафты. У самого берега видны навалы глыб. Базальтовые скалы обросли розоватой узорчатой пленкой — известковыми водорослями. В солнечных бликах переливается салатно-зеленая водоросль ульва, которую так и называют — морской салат. В такт колебаниям воды покачиваются ветки оливково-зеленого кодиума. Прибрежные скалы — царство морских ежей. Черные, с красноватым оттенком игл, они едва заметно ползают по скалам, счищая с них слизистую пленку, богатую микроорганизмами. То тут, то там на сером фоне скал вспыхивает крапчатая сине-оранжевая морская звезда — гребешковая патирия, или «звезда шерифа». Спускаемся глубже и попадаем в вотчину мидий Грайана. Живут они большими .колониями — друзами, прикрепляясь к скалам. Словно пирамиды, возвышаются мидии над камнями. Черноморские сестры по сравнению с ними — сущие лилипуты. Одна мидия Грайана весит с полкилограмма. Выбираем друзу и начинаем считать. Тридцать восемь штук, почти двадцать килограммов биомассы! Плодородие дальневосточных шельфов уступает разве что коралловым рифам. Среди мидий замечаем трепангов. Светло-коричневые, бурые, красно-коричневые, словно гигантские гусеницы, они расползлись по всем закоулкам каменного лабиринта. На первый взгляд трепанги кажутся неподвижными. Но пристальное наблюдение... и замечаешь, как они медленно перебирают своими мелкими ножками. Трепанг удивительно прожорлив. Он питается круглые сутки, неутомимо пропуская через свой кишечник ил и песок, усваивая содержащиеся в них органические вещества. Если растянуть кишечник двадцатисантиметрового трепанга в одну линию, то получится жгут больше метра длиной. За год он пропускает через себя полцентнера грунта. Промышляют трепанга с незапамятных времен. В Приморье согласно официальным документам в 1877 году было добыто 200 тысяч пудов трепанга. В настоящее время годовой улов этого животного всеми странами весьма велик — свыше 12 тысяч тонн. Основная масса мирового вылова приходится на Японию и Китай. Умело приготовленный трепанг очень вкусен, напоминает белые грибы. Трепанг издавна ценится у восточных народов. Древняя китайская медицина приписывала ему стимулирующие и укрепляющие свойства. Мы продолжали вести наблюдения. Приглядевшись к трепангам повнимательнее, я вижу, что они норовят подползти поближе к мидиям. Некоторые из них даже запускают щупальца между приоткрытых створок. Одна группа трепангов облепила со всех сторон друзу мидий, как поросята свиноматку. В чем дело? Замечаю, что возле них камни как будто припорошены илом. И тут приходит разгадка: трепанги питаются пищевыми отходами мидий. Моллюски всасывают вместе с водой органические частицы, а выбрасывают илистые комочки — своего рода биококс. Для мидий он уже не представляет пищевой ценности, но для трепангов — лакомое блюдо. Мидии и трепанги находятся в симбиозе: сосуществование полезно обоим. Я делаю знак Косте, и он осторожно собирает верхнюю пленку ила вокруг друзы мидий в стеклянный пенал, чтобы в лаборатории определить содержание органического вещества в этих комочках... День за днем мы выходим в море, оценивая число трепангов и наблюдая за их поведением. Обошли всю бухту Миноносок, осмотрели дно возле мысов Шелеха, Острено, у Бакланьих камней. Где бы мы ни погружались, самые большие скопления трепангов были на подводных скалах и камнях возле высоких обрывистых берегов. Здесь они находили себе и пищу и убежище. Встречались они на каменисто-илистых грунтах, особенно если там жили мидии. Отметили, что водоросль анфельция больше всего нравилась трепангам, особенно малькам. По семь, а то и по десять мальков величиной с палец насчитывал я на одном квадратном метре. Поле анфельции было настоящим детским садом трепангов. А вот чистый серый песок трепанги не любят. Песчаная пустыня что на суше, что под водой — пустыня. Наблюдения за трепангами и мидиями навели меня на мысль проверить, нет ли трепангов под гребешковыми коллекторами. Погружаемся с Олегом у края плантации. На глубине пять метров он включает фонарь. Вода очень мутная. Не вода, а кисель из мельчайших частиц взвеси. Мягко падаем в ил, поднимая клубы мути. Теперь полная темнота. Ползем по дну, ощупывая пространство перед собой. Попадается что-то кожистое и длинное. Ага, это ламинария. А это что такое? Тонкие жесткие прутья, с места не двигаются. Пучок света вырезает из мрака контуры стальной решетки. На ней сидят три крупные устрицы. Понятно — донный устричный коллектор. Кругом набросаны куски веревок, сетей. На сетке — два трепанга. Берем пробу грунта и плывем назад. Подниматься нельзя — над головой гирлянды коллекторов. Результат есть. Плантация моллюсков может кормить трепангов. Значит, возможен вариант поликультурной плантации. В воде — плантация гребешков или мидий, на дне под ними — плантация трепангов. Я рассказал обо всем, что видел под водой, Мокрецовой. Показал ей карты распределения трепанга, подводные фотографии. — Это как раз то, что нам нужно, — обрадовалась Нина Дмитриевна.— Вот здесь, в бухте Миноносок, я буду брать взрослых трепангов для инкубатора, а возле Бакланьих камней мы высадим малышей. Там будет донная плантация трепанга. Подумаем и насчет поликультурных плантаций. — Кажется, с трепангами разобрались? Разрешите заняться гребешками? — Разрешаю! — в тон мне отвечает Нина Дмитриевна.
Гребешок— недремлющее око
— Володя, тебе задание — снять крупным планом гребешка, — сказал я Гудзеву.
— Пожалуйста, дело нехитрое, — уверенно ответил он.
Гудзев переваливается через борт шлюпки и исчезает под водой. Проходит минут двадцать, и он показывается на поверхности. Тяжело залезает в шлюпку, подозрительно долго стягивает шлем гидрокостюма.
— Ты знаешь, — смущенно произносит он, — возможно, и не получилось.
— Да в чем дело?
— Они захлопывают створки, прежде чем я успеваю нажать на спуск.
Такая неудача случилась с ним впервые. До сих пор, если аппаратура работала исправно, то Володя погружался и снимал все, что нужно.
Я облачаюсь в гидрокостюм, чтобы самому попробовать снять гребешков. Искать их но пришлось. Словно чайные блюдца, они тут и там белели на зеленой скатерти водорослей.
Взведя затвор «Салюта», я стал осторожно приближаться к большому гребешку. Сквозь щель между створками виднелась белая мантия с черными точками десятков глаз, опушенных длинными ресничками. Не успел я приблизиться к гребешку на дистанцию съемки, как он заметил меня и мгновенно захлопнул створки. «Этот, наверное, очень пугливый», — подумал я и направился к другому. Со вторым получилось то же самое. С третьим, с четвертым... Они подпускали меня в лучшем случае на метр. Словно стоглазый Аргус, гребешок видел все, что происходило вокруг. Недремлющим оком ему надежно служили мантийные глаза. Фотоохота не удалась. Я израсходовал весь запас воздуха и на резерве вышел на поверхность.
Этот случай заставил меня усомниться в том, что морские звезды без труда расправляются с гребешками. Если гребешок видит водолаза, то он видит и звезду. А значит, ему ничего не стоит крепко сжать створки и оставить ее ни с чем. Да и зачем звезде возиться с крупным сильным гребешком, если рядом много мелких моллюсков и молоди...
Для наблюдений мы выбрали место, где огромные, сантиметров по сорок, амурские звезды попадались под каждым кустом водорослей. Тут же жили в изобилии и крупные гребешки. Оказалось, что хищники и потенциальные жертвы мирно уживаются друг с другом. Сколько я ни молотил ластами, заглядывая во все закоулки подводного царства, я ни разу не видел, чтобы амурская звезда напала на взрослого гребешка. Олег все-таки нашел одну жертву, на которую набросились сразу две морских звезды. Моллюск, видимо, был больным: его мускулы пожелтели и были дряблыми.
Звезды, конечно, делали попытки напасть на гребешков. Мы однажды наблюдали, как колючая дистоластерия подкрадывалась к гребешку величиной с розетку для варенья. Звезда была уже совсем близко, когда тот насторожился: широко раскрыл створки, распушил края мантии — паруса. Как только луч звезды коснулся ее, гребешок резко сжал створки и, крутнувшись волчком, отскочил сантиметров на двадцать. Хищник остался ни с чем. Участь другой звезды, напавшей на очень крупного гребешка, была более незавидной: гребешок, хлопнув створками, обдал звезду такой мощной струей воды, что ее просто-напросто отшвырнуло прочь.
Олег, неутомимый экспериментатор, поймал большую амурскую звезду и положил ее прямо на гребешка, предвкушая захватывающую схватку. Ничуть не бывало — звезда бросилась наутек! Чем же тогда питаются морские звезды?
Во многих местах мы замечали, как они с силой вбуравливаются в песок. Я поднял одну такую звезду. Ее желудок был вывернут наружу. Значит, она поедает кого-то, кто живет в грунте. Это мог быть двустворчатый моллюск — кардиум, венус, спизула или мактра. Вскоре я нашел крупную спизулу, лежавшую на поверхности грунта. Мускулы-замыкатели ее потеряли эластичность и силу и не могли сжать створки. Конечно, поблизости уже оказалась звезда-дистоластерия и напала на старого моллюска.
Очевидно, морские звезды играют в море роль хищников-санитаров. «Волки морских лугов», они поедают в первую очередь больных и слабых. Посадки гребешковой молоди они опустошают безжалостно, ибо маленькие гребешки не в силах далеко убежать от хищников.
Да, теперь кое-что стало понятно. Вечером я подробно рассказываю о наших наблюдениях Жене Шевченко.
— Нужно выбрать такие участки, где гребешки будут иметь наибольшие шансы выжить, а потери сведутся к минимуму, — подвел я итог.
— В этом как раз и загвоздка! Как их выбрать? По каким признакам? — возразил мне Шевченко.
— Давайте обследуем природные популяции гребешков. За десять тысяч лет послеледниковья у них имелись все возможности расселиться повсюду. Значит, там, где их больше всего сейчас, они находят оптимальные условия...
Снова спуск за спуском, разрез за разрезом. Через неделю мы приходим к выводу, что гребешки облюбовали для себя биоценозы зостеры, филлоспадикса, хорды. Выходит, больше всего их выживает в зарослях трав и водорослей, где у малышей есть возможность остаться незамеченными. Такие подводные луга и необходимо «засевать» гребешками в первую очередь.
— Перед высадкой гребешков-годовиков на дно придется собирать звезд, потери будут меньше, — пытаюсь я убедить Шевченко.
— Все правильно, но это же каторжный труд. Звезд очень много, — никак не соглашается он.
— Ничего не поделаешь. На земле надо вспахивать почву, под водой убирать хищников. Только так можно получить хороший урожай...
Да, здесь в скором времени будет создан подводный «огород» для разведения гребешка и трепанга. В этом заслуга и наших исследований. Но в итог экспедиции я бы включил и другое: в науку о море пришли молодые заинтересованные люди. В этом, я думаю, наш самый главный успех.
Посьет — Москва
(с) В. Федоров
Фото В. Гудзев
Источник: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/4342/ |